Нашедшие Путь - Александр Левин

– Мстить ещё не передумал?

– Легко тебе говорить… Сам-то бывал в подобных ситуациях?.. Мне иногда по ночам снится, что лежу я на снегу в наручниках, а его рожа довольная где-то сверху маячит.

– Ты не можешь знать, что он чувствовал, был ли он доволен, или – совсем наоборот. Возможно, что он просто не мог поступить иначе.

– Ладно, ладно… А как тебе такая ситуация?.. Соревнования: я выхожу в абсолютную категорию и имею реальные шансы на победу; тут появляется Тимоха и побеждает меня в самом начале, а потом – в финале сдаётся парню, которого я до этого бил многократно!.. Он просто ушёл с татами, хотя мог победить… Ну не сволочь?!

Глядя на кислую физиономию Бориса, Пётр рассмеялся, потом хлопнул Бориса по плечу и уже серьёзно сказал:

– Ну это-то, уж точно, – ерунда, такая чушь, что надо просто простить и забыть.

Борис помолчал и, чувствуя какой-то внутренний дискомфорт, решил сменить тему:

– Что там Фока?.. Тебя, вроде, видели с ним.

– Злой как чёрт… Похоже, что боится чего-то, вернее – кого-то.

– Тебе всё-ещё доверяет?

– А у него сейчас выбора нет. Тех, которые для него на всё были готовы, он, дурак, сам сдал.

– Кондрат говорил только об одном.

– Их было трое, но крайним «назначили» одного, а двоих – просто перевели куда-то. Что же касается Толика Кондратенко и Славы Каткова, то – не с их мозгами в суть происходящего вникать.

– Какая уж там суть?!. Оба не желают на вопросы отвечать, говорят, что меня это не касается.

– Им есть чего опасаться… – Пётр на несколько секунд задумался, будто что-то вспоминая, а потом вдруг начал рассказывать:

– Прибыли осенью на зону два «борца за справедливость», «крутые» – дальше некуда; кликухи подходящие: Шустрый и Лихач. Для краткости их обоих просто «крутыми» и называли. Решили они «под себя подмять» всю зону… То ли стоял за ними кто-то, что более вероятно, то ли они были на столько глупы, что лишь на собственные кулаки рассчитывали, – не знаю. Меня, естественно, второй вариант устроил бы больше, поскольку он не предполагает дальнейшего развития… «Подмять» – не «подмяли», а вот «расколоть» – «раскололи»: кого-то – запугали, кого-то – смогли убедить, что Фока – беспределщик, а они, вроде, – за справедливость. В общем, образовалось две группировки, – стало доходить до массовых потасовок… Фокичева как-то к «хозяину» вызвали; вернулся – злой, с разбитой рожей; ко мне прицепился… Я-то старался сохранять нейтральную позицию, – не получилось… Хотел я тогда послать Фокичева куда подальше, но, поскольку доставалось порой и от тех, и от других, сказал, что подумаю… Долго думать не пришлось… Послали нас как-то местный долгострой от снега чистить… А здесь, как ты наверное уже заметил, разборки происходят то на лесопилке, то в карьере, то на стройке, – в общем, там, где контроль затруднён и возможны производственные травмы… Вот и тогда несколько стычек произошло… Я – как всегда в стороне… Гляжу: «крутые» Кондрата и Мокрого бьют…

– Мокрого не знаю. Кто это?

– Ванька Мокрушин – кореш Толяна. Близки они были по уровню интеллекта, вернее – по полному его отсутствию… Отделали их жестоко и бетонной сваей придавили; потом – на меня накинулись… Очнулся – лежу придавленный сваей, выбраться не могу; рядом – уже Славу Каткова лупят. Славка хоть и тупой, но крупный, – держится и орёт: «Хасан!.. Жека!.. Кистень!..» Фоку, заметь, не звал… Ну, Хасанова Марата – ты знаешь; Жека – это Гилёв Евгений, он же – Жека-Костолом; ну, а Кистень – это не кликуха даже, а, вроде бы, – фамилия… Игнат Кистень общался, в основном, с Жекой, реже – с Катком… Услышали они, прибежали, отбили Славку; потом и Фокичев пришёл, – велел со своих «шестёрок» сваю убрать, затем ко мне подошёл и спрашивает: «Ну что Сёма, – не надумал?» Постоял, подождал немного… Я молчу, – сил нет, мыслей – тоже… В общем, ушли они; меня – под сваей оставили… Лежу, думаю, что подохнуть, вроде, не страшно, страшно – руки и ноги отморозить; стал шевелить конечностями потихоньку, экономя силы… Не знаю – сколько пролежал, вдруг – слышу голос Фокичева; я даже не понял, что он говорил, но стал кивать, говорю: «Согласен… согласен…» – несколько раз повторил, – боялся, что голос ослаб… Короче, Славка с Игнатом сваю убрали и оттащили меня отогреваться… Получается, Боря, что нам обоим минувшей зимой на снегу-то полежать довелось…

Теперь Борису было стыдно за свой рассказ, хотелось как-то оправдаться или хотя бы выразить сочувствие Петру. Оба долго молчали.

– Обошлось, – очухался, – продолжил Семёнов. – Были пузыри на пальцах, но не более того… Фока тогда твёрдо решил точку в этом деле поставить, а получилось – многоточие… «Крутых» на лесопилке подкараулили… Мне с Катком и Кондратом поручили отсекать примкнувших к ним; Хасан – с другой стороны толпу отвлекал ещё с кем-то… Когда сцепились, – Жека Шустрикову сначала ногу сломал, потом – башку свернул. Ну, а Кистеню – сначала от Лихачёва крепко досталось, но, когда Гилёв Шустрого уложил, Лихача они совместными усилиями быстро запинали, а когда отошли, – Иван Мокрушин крепления выбил, – брёвна и посыпались. Все, естественно, разбежались; один Мокрушин – лежит на куче брёвен с кувалдой в руках, а под кучей – два трупа. Вот и получилось, что Мокрый во всём виноват… Кондрат потом пытался на Фоку «наехать», но Фокичев его быстро «остудил», да ещё прикалывался, что у Ваньки, мол, фамилия подходящая для «мокрухи»… Короче, дали Мокрому после лечения офигенный срок и отправили на другую зону; а вот Игнат Кистень и Жека-Костолом – как-то по-тихому исчезли… То ли уж очень не хотелось начальству официально признавать факт массовых беспорядков, то ли Игнат Кистень и Женя Гилёв кому-то зачем-то ещё нужны, но то, что Фока сдал их всех троих – это, по-моему, очевидно… С их уходом влияние Фокичева на сидельцев значительно ослабло; беспредела на зоне не стало… почти. Правда, перед самым новым годом Фока сдуру попытался свой авторитет восстановить: стал «наезжать» то на одного, то на другого, – многих разозлил. В общем, если без подробностей, – «отметелили» его основательно. Только Славка и Марат пытались его защищать – двое против толпы… Я стою у окна, наблюдаю, вдруг вижу: Фока в мою сторону летит – прямиком башкой на край батареи. Подхватил я его в последний момент – смягчил удар; кровищи, правда, много было. Гляжу: сейчас запинают, добьют; руку поднял, кричу: «Всё, ребята, хорош!.. Как бы не подох!» Они кровь увидели – стали расходиться… Потом Фока, когда ему башку «починили», собрал своих, меня – тоже позвал, – долго агитировал за себя, рассказывал о своих отношениях с «хозяином», ещё с какими-то «упырями» с воли… Короче, уговорами и угрозами добился он для себя положения шаткого равновесия, которое и сохранялось до известных тебе событий.

– А как ты с отцом Николаем познакомился?

– После того, как под сваей полежал – начал в церковь заглядывать, а когда узнал, что тут многое ещё не доделано, попросился сюда работать; Фокичев – за мной увязался, – понял, что тут для него безопаснее, однако, как видишь, не прижился здесь… Отец Николай в людях хорошо разбирается, иногда кажется, что мысли читать умеет; какие-то неполадки в самой душе способен заметить и помочь их исправить. Я сразу и не заметил, как он подсунул мне какие-то подсказки и помог на жизнь по-другому посмотреть. Не скажу, что я коренным образом изменился, но спокойно как-то стал ко всему относиться; новые ориентиры в жизни появились, новый смысл…

Борис всё больше ощущал, что эти рассуждения нагоняют на него какую-то странную тоску, он чувствовал, что должен многое переосмыслить. Недавние события, как бы спонтанно, всплывали в памяти Бориса и, поворачиваясь разными сторонами, подстёгивали, почти лишённые слов, размышления. Затянувшись на несколько дней и ночей, этот бесплодный самоанализ основательно измотал Бориса и привёл его к отцу Николаю с, висящим в воздухе, вопросом, не желающим вылиться в слова.

– Спросить о чём-то хочешь? – опередил Бориса священник.

– Хочу, – подтвердил Борис. – Похоже, что это у меня на лбу написано…

– Можно и так сказать. Скажу больше: ты и сформулировать толком не можешь свой вопрос.

– Это – тоже «на лбу»?

– Стал бы ты иначе так медлить?.. Ладно, – могу попробовать ответить, не дожидаясь вопроса; однако не думай, что я тебе сейчас выдам окончательный, единственно верный ответ и дальше всё будет хорошо… Самый правильный для тебя ответ сможешь найти только ты сам. Давай-ка для начала попробуем убрать препятствия на пути к этому ответу: постарайся избавиться от всех своих обид, а обидчиков – простить. Это – трудно, на это могут уйти многие годы… Научись – не злиться, не обижаться…

– А ненавидеть – можно?

– Можно, но – не полезно. Ненависть «сожрёт» тебя изнутри…